А пока, как сказано во вводной, войска движутся к Эркерштадту, в одном уважаемом доме соседнего городка тоже происходят кое-какие движения, и весьма активные, несмотря на утро столь раннее, что еще не рассвело.
На конюшне мы видим белокурого мальчишку, который, несмотря на свой возраст, уже довольно ловок в обращении с лошадьми. Он любит этих благородных животных, и, видимо, они отвечают ему взаимностью. Во всяком случае, кобылка, которую он повел в каретный сарай, смиренна, как овечка, и несомненно, они давно знакомы.
На кухне мы видим его сестру, совсем юную девушку. Она только что вышла из погреба с большой охапкой колбасы и сыра.  Хлеб, сметана, соус и молоко, налитое в большую бутыль, закупоренную пробкой, уже ожидают на столе. Тут же стоит и корзина, в которую съестные припасы будут уложены, как только она завернет их в салфетки.
Но куда же они собрались? Очевидно, что они намерены покинуть дом тайком, но не надо их осуждать: они едут к маме. Отчасти в этой разлуке виновата война, но они еще не готовы это понять.
Их отец, бургомистр Эркерштадта, понимает гораздо больше, если не всё, и поэтому несколько недель назад увез своих младших подальше от города, в котором, по предположению местных властей, может стать небезопасно. Но как бы хорошо не было у тетки, молодежи скучно со стариками. И даже то, что дома снова придется сесть за уроки, не останавливает их от побега домой.

* * *
- Я вывел Звездочку, давай поедим скорее и в путь.
Мальчишка, войдя на кухню, деловито уселся за стол и, схватив ломоть пудинга, потянулся за бутылкой с молоком.
- Нет-нет, из кувшина! - девчонка едва успела спасти бутыль, предназначенную в дорогу. - Я налью.
Завтрак был торопливым и молчаливым. Да и что говорить тем, кто понимает друг друга без слов. Достаточно обменяться взглядами или междометиями, чтоб договориться - мол, готовы, пойдем.

- Франц! - спустя несколько часов путешествия маленького кучера окликнула сестра, пересаживаясь к нему поближе, - А я вот сейчас поняла, что дорогу не знаю. А ты - знаешь?
Мальчишка быстро оглянулся через плечо, деловито, по-взрослому, и не только уверил сестру в своих знаниях, но и стал было пересказывать маршрут по карте, но быстро сообразил, что и слышно плохо, и неинтересно это ей.
А Берта просто радовалась, что у нее есть такой замечательный брат, маленький, а не хуже старшего. И даже лучше: ведь со старшими нельзя устроить никаких проказ, они степенные и серьезные, да и некогда им, за их взрослыми делами. Франц же всегда рад её компании, а она - его. Когда он вырастет, думала Берта, он женится на самой лучшей девушке в городе. Она не представляла себе эту девушку среди сверстниц брата из знакомых семей, но точно была уверена, что будет любить ее также, как любит братишку сейчас. Даже немного завидовала тому, что ей самой, Берте, такой замечательный муж не достанется, потому что такой замечательный у нее - братишка. И второй старший брат. И вообще, все лучшие женихи достанутся другим девушкам, потому что они - её братья. И от этого было немножко грустно.
Хотя Ханрих, парень, которого сулят ей в мужья, тоже хороший. Но не такой хороший, как Франц. И вообще, что в нем хорошего? Настоящий рыцарь должен по закону жанра спасти даму сердца из плена в далеком тридесятом царстве, и только после этого они станут жить долго и счастливо душа в душу; а Ханрих не спас, и даже письма за три недели не прислал. От этой идеи стало смешно - они и виделись-то с ним лишь несколько раз и всё в официальной обстановке. В том числе на балах - Берта только недавно стала выходить в свет - и танцевать с ним было приятно. Танцевать вообще приятно. Девушка глянула на брата, и, позволив воспоминанию о танцах - не с учителем, а настоящих, взрослых танцах - немножко подразнить свои чувства, украдкой улыбнулась и покраснела. И Франц тоже будет одним из лучших танцоров, все девчонки будут завидовать ей, его сестре - ведь она может с ним танцевать сколько угодно, хоть все мазурки подряд!
А о чем еще может думать 16-летняя девушка, когда мысли её не заняты книжками и уроками?
Осеннее солнце было еще по-летнему ласково, и Берта не заметила, как уснула. Но проснулась вполне заметно - Франц окликнул ее, остановив лошадь. Девушка вопросительно взглянула на брата, и он кивнул ей рукой на открывающуюся взору картину.
Впереди, так далеко, сколько было видно глазу, лежал военный лагерь. Чуть в сторону от возвышающейся дороги стояли обозы, обозначавшие границы лагеря, а за ними - армия жила своей жизнью...
- Матерь божья... Франц...
Берта встала, и, подойдя к брату, сжала его плечо. Пейзаж был не из приятных.

Отредактировано Берта Шефермайер (2014-03-15 09:33:29)

- Матерь божья, Франц...
Берта встала, и, подойдя к брату, сжала его плечо. Пейзаж был не из приятных.
- Англичане, - деловито заметил мальчик, словно это имело какое-то значение для чего-то, кроме его широкого кругозора.
- Поедем скорее отсюда, - попросила девушка и вновь заняла место на своей скамеечке.
- Отсюда? Берта, но они стоят вдоль дороги, это будет не "отсюда", - Франц присвистнул и щелкнул вожжами послушную лошадку.
- Да... Просто надо проехать поскорее...
Страшно. Непонятно почему, но всё равно. Может, потому что в любой момент может начаться сражение? Девушка не вдавалась в такие мелочи, что армия здесь только одна и воевать ей не с кем, но ведь редкие выстрелы были слышны далеко впереди, значит, могут и ядра полететь. "Мама будет плакать," - эта мысль сразу сформулировалась сразу четко, раньше и чётче, чем мысль о причине этих слез, заключавшейся, согласно этой внезапной фантазии, в гибели Берты и Франца на войне посреди дороги.
Франц, между тем, бойко понукал лошадку, время от времени залихватски щелкал кнутом у нее над головой, и у брички были все шансы к ночи благополучно добраться до Эркерштадта, но внезапное происшествие нарушило эти радужные планы.
Впереди раздался взрыв: что-то громыхнуло, сверкнуло, взлетело в воздух, - и над перелеском у дороги с громким граем закружились птицы, очернив своим присутствием полнеба, а несчастная Звездочка с перепугу кинулась сломя голову в сторону с дороги. И речи быть не могло, чтоб мальчишка сумел угомонить перепуганную лошадь, он даже не слишком пытался. 
Главная задача была - вообще усидеть в несущейся под откос бричке, но и это удавалось недолго. С той же стороны раздался второй взрыв, лошадь, снова рванувшись в сторону, опрокинула повозку, Берта испуганно закричав постаралась спрыгнуть на ходу. Прыжок получился не слишком удачным, и лишь детский опыт лазанья с братьями везде, где приличной девушке не положено, помог не переломать ноги. И, едва прыгнула, поспешила посмотреть, как дела у братишки... Там было всё гораздо хуже. Ногу, пронзенную бог знает какой железякой, словно шпагой, заливало кровью, лицо - слезами, сам мальчик только подвывал, потому что "мужчины не плачут". Берта тоже ничего не видела от слез, прижимая к груди голову брата и лихорадочно соображая, что в армии есть врачи, и больше помощи искать негде, а здесь - как искать...?

При виде спешившегося англичанина Франц взял волю в кулак и прекратил хныкать. Даже освободился из объятий сестры, чтоб выглядеть более мужественно. Удивительное дело - собрался с духом настолько, что сделал попытку проявить удивительный для ребенка такт и заговорить с незнакомцем на его родном языке:
- Officer, please...
Правда, больше никаких слов ему не вспомнилось - английскому не уделялось достаточно внимания в образовании младших Шефермайеров, и если сестра интересовалась им ради литературы, то брат разве что подхватил некоторые фразы от учителя математики.
И на Берту появление всадника произвело впечатление, но несколько иного рода. Ей тоже пришлось собраться с духом, но - для того чтоб не робеть и держаться достойно, как положено девушке её статуса перед мужчиной... Какого статуса?..
"Офицер", - узнала она от брата. На Франца можно полностью положиться в этом вопросе: мальчишки разбираются в таких вещах, словно рождены с этим.
Чрезвычайно удобно было то, что офицер прекрасно объяснялся по-немецки; а то девушка уже было начала собирать воедино все свои знания о том, как просить помощи по-французски. Обошлось без экзамена в экстремальных условиях.
"Кто нибудь пострадал?"
- Да, сэр, Франц вот...
Но всадник уже спешился и сам осматривал мальчика с самым серьезным видом. Неужели ранение опасное?
"Вы ранены?" - это уже о ней самой. Незнакомец так резко взглянул на неё через плечо, что Берта мигом растеряла с трудом возведенный облик благородной барышни и снова стала маленькой испуганной девочкой.
- Нет, сэр, спасибо, я в порядке.
Каково звучит этот "сэр" среди немецкой речи - бог знает, но Берта чувствовала, что к англичанину обращаться лучше так.
- А у Франца, кажется, совсем беда...
Интонация неопределенного возгласа мальчишки выражала его возмущение - мол, чего говоришь про меня, как про маленького! Но девушка словно не заметила его возмущения, и продолжала:
- Вы можете помочь, сэр?...
Конечно, он может помочь! Он же офицер! Удивительная удача - приди им на помощь простой солдат, искать врача пришлось бы долго и трудно, а офицер прикажет - и врач сам появится.
- У вас ведь есть доктор, да?
Конечно, у такой армии есть доктор, у такой большой армии много докторов, но...
- Там у вас что-то произошло, наверное доктор занят?
Болтая без умолку, Берта, кажется, болтнула лишнего и резко замолчала. А ну как доктор правда занят, мужчина про это вспомнит и откажет Францу в помощи?
Но незнакомец оказался не таков. Оказав мальчику первую помощь (во время этого процесса Берта кусала костяшки пальцев и потихоньку подглядывала мужчине через плечо - что там делается), он взял его на руки и понес в лагерь - так обычно, словно каждый день только этим и занимается. Берте оставалось только удивиться и пойти следом, бормоча благодарности.

"Идите с этим человеком, я вас догоню." Совершенно малозначительная фраза. Но для Берты она прозвучала настолько ободряюще, что девушка в очередной раз за последние несколько минут прониклась к сказавшему её  человеку столь глубокой благодарностью, которую трудно было бы выразить словами. Лишь как прилежная ученица на авторитетного учителя, посмотрела она на офицера и согласно кивнула.
Зная свойство её живой натуры (а сама себя Берта знала достаточно неплохо), можно предположить, что в этом взгляде девушки отразились все обуревавшие её в тот момент эмоции и чувства, среди которых на первом плане было: "Приходите быстрее, пожалуйста, я одна боюсь". Она уже даже готова была так сказать, не только подумать, но спохватилась: боевой офицер не нянька для случайных детишек и в ответ на жалобы может рассердиться (мысль о том, что офицеру следует оказать внимание благородной даме, коей является фроляйн Шефермайер, пришла ей в голову далеко не сразу и задержалась там не надолго) - и спохватившись, некоторое время переживала, получилось ли сохранять вид невозмутимого достоинства.
Между тем, двое солдат в мгновение ока бог весть откуда взяли носилки, на которые уложили Франца, и маленькая процессия двинулась в путь между палаток, костров, котлов, ружей в пирамидах и прочих атрибутов лагерной военной жизни. Задолго до достижения места обитания здешнего врача это место было обозначено не менее верными атрибутами - людьми в бинтах, кровавых повязках, сидевших и лежавших там и сям, разговаривавшими, смеявшимися, курившими, стонавшими, etc. Созерцание изнаночной, не парадной, стороны армейской жизни повергло Берту в заметный ступор, она смотрела на окружающую обстановку словно в кошмарном сне, видя лишь образы, а не реальную действительность, и ей уже наяву грезилось, как её бедного братишку постигнет сейчас такая же участь - порезанный на куски, он будет, также как и эти солдаты и вместе с ними лежать, стонать, курить и смеяться...
Наконец, запах чистоты и аптеки обозначил палатку доктора и напомнили о том, что надо взять себя в руки. Доктор был занят, к счастью для нуждающегося в помощи Франца и нуждавшейся в душевном равновесии Берты, не хирургическими манипуляциями, а деятельностью скорее из области химии.
- Добрый день, доктор.
Девушка поздоровалась на аккуратном английском и сделала книксен, Франц, приподнявшись на локте с носилок, повторил за ней слова приветствия и добавил к ним: "I need help", после чего один из солдат, что доставили брата с сестрой в лазарет, более вразумительно объяснил суть проблемы. Носилки вместе с юным пациентом были водружены на высокий стол; у Берты захватило дух, и это, видимо, стало весьма заметно, потому что один из бравых вояк уверенно взял девушку за руку выше локтя и настойчиво вывел из палатки наружу, где оба британца встали у полога палатки, словно часовые.

Отредактировано Берта Шефермайер (2014-05-04 12:09:26)

Оставив брата наедине с хирургом, Берта испугалась пуще прежнего, и, видимо, испуг этот был слишком заметен, потому что один из солдат постарался ее утешить, осторожно выговаривая английские слова, чтоб иностранке было понятно:
- Не волнуйтесь, мисс, это хороший доктор. Понимаете?
- Да, да, спасибо. - Девушка учтиво улыбнулась, хотя улыбка получилась неубедительная. - Хороший.
На секундочку отвлеклась и это помогло немного взять себя в руки. Стоило задуматься о том, как они теперь явятся домой и кому первому влетит - наверное, ей. Она старшая, и притом, Франц итак уже наказан.
- Эй, мисс, не огорчайтесь так, с мальчишками такие неприятности часто бывают...
Снова переживания захватили Берту полностью, и она даже не сразу поняла, что к ней обращается человек, заметивший эти переживания.
- Простите, вы мне говорили?
- Да, мисс, я говорю - мальчишки часто попадают в неприятности такого рода. Не стоит так убиваться.
- Благодарю, сэр.
На этот раз учтивая улыбка девушки получилась более искренней, и через пару дежурных реплик даже получилось завести разговор. Говорили неспешно, подстраиваясь под неуверенность Берты в английском, и речь шла о том, что же там доктор делает с пациентом. Для этого англичанин периодически заглядывал под полог палатки, не позволяя заглянуть девушке, и делал вид, будто пересказывает, что происходит внутри, а Берта верила.
Когда вернулся старший офицер, тот самый, за состояние Франца Берта уже не беспокоилась. На задний план ушло уже и волнение о том, какая встреча ждет их дома. Оставалось лишь беспокойство и неловкость от военной обстановки и невероятного количества людей, к тому же мужчин, к тому же незнакомых. Поэтому возвращению уже почти знакомого офицера Берта была искренне рада и встретила его уже настоящей, наконец-то, улыбкой.
Спешился, заговорил ободряюще, представился - и кажется, словно давно его знала, настолько он вселял уверенность.
- Я рада знакомству с вами, герр майор. Меня зовут Берта Шефермайер, - сделала книксен, подала руку, всё аккуратно, как учили. Но боясь снова быть застигнутой собственной робостью, не оставляя паузу, продолжила разговор: - А Франц - мой брат. Мы ехали домой. Вообще-то он очень умело управляется с лошадьми, но не справился, когда наша Звездочка испугалась и понесла. О, сэр, распорядитесь, пожалуйста, чтоб о нашей лошади позаботились...
И резко замолчала, вспомнив, что у офицера, наверное, огромное количество дел, и испугалась своей навязчивости. Но положение спас доктор, который вытирая руки вышел из палатки, и сообщил, что мальчик жив и относительно здоров, забирайте, мол....

Отредактировано Берта Шефермайер (2014-05-22 07:43:58)

Когда было позволено войти, Берта поспешила поскорее к брату. Надо было срочно убедиться, что у него всё в порядке, насколько этот порядок она себе представляет; с другой стороны, сердце щемило от страха - вдруг что-то окажется не в порядке.
Порядка было мало: взору Берты предстало рабочее место доктора, заляпанное красно-бурыми пятнами крови, при виде которых девушка непроизвольно передернула плечами и не сразу решилась разглядеть среди крови целого и невредимого брата. Она, готовясь к худшему, ожидала увидеть ногу Франца отдельно от всего остального его организма, несмотря на то, что человек хоть мало-мальски разбирающийся, понял бы, что процесс ампутации не будет происходить в тишине и несколькими пятнами крови дело не ограничится.
Сперва к мальчику подошел офицер, а боящаяся своих страхов девушка - после. Брат и сестра обнялись; он был цел, она была этим счастлива. Берта позволила себе плакать от радости, а Франц - от боли, но притворяясь, что разделяет чувства сестры.
Когда эмоции детей поутихли, майор обратился к ним с разъяснением сложившейся ситуации. Ситуация была не из приятных: расставаться друг с другом не хотелось. Берта, пытаясь унять слезы, целовала брата, словно расставались навеки, обещала прийти, как только сможет, и быть с ним, сколько будет позволено. Мальчик лучше, чем девочка, понимал ситуацию военного лагеря, и только кивал в ответ, уверяя, что доктор хороший, с ним оставаться не страшно, и майор хороший, с ним тоже не страшно, поэтому всё будет хорошо.
Наобнимавшись с братишкой вволю, Берта утерла слезы, демонстрируя послушность и дисциплинированность - мол, готова, командир, командуйте. Вместо команды прозвучал вопрос - видимо, подумала девушка, чтоб отвлечь от сентиментальных мыслей и переключить на надежду о будущем. Такую тактику она сочла правильной, снова утерла ладонью глаза, и всё еще сбивающимся голосом ответила:
- Да, мистер, в Эркерштедт.
И добавила, просто чтоб поддержать разговор:
- Туда ехать несколько часов, если в бричке. Всаднику гораздо меньше. Франц разбирается в картах, мог бы показать дороги к городу.
И с этими словами Берта обернулась к брату, и ободряюще улыбнувшись, погладила его за плечо.

Отредактировано Берта Шефермайер (2014-05-29 00:43:33)

Берту порадовал тот факт, что офицер знает отца. Конечно, так сказать мог бы кто угодно, достаточно знать фамилию, а фамилию девушка назвала. Но не так она была воспитана, чтоб искать подоплеку в словах джентльмена и офицера; для нее все люди были положительными, покуда не продемонстрируют обратного. Разочаровываться в людях юной фройлен еще не приходилось. 
Итак, этот человек более знакомый, чем кажется, что весьма приятно. Девушка рада была сообщить ему, что они - папины дети, тем более, что отец был её кумиром, она гордилась быть его дочерью. И приятно было говорить об этом человеку, который располагал к себе тем, что был спасителем её брата. Призыв "не отходить далеко" тоже оказался весьма кстати: "отходить" было страшно, а довериться человеку высокого роста и высокого звания, папиному знакомому к тому же - о, это было серьезное облегчение. Со спокойным сердцем девушка теперь оставляла Франца у врача: папин знакомый - гарант безопасности.
В этот раз путь по лагерю был, в некотором роде, легче, ведь идти пришлось ровными "улицами" палаточных рядов, не так,  как в пробежке к доктору напрямик. И в сопровождении представительного командира всех этих глазеющих со всех сторон людей барышня чувствовала себя более спокойно: не надо было задумываться, как, в случае чего, вести себя в незнакомой ситуации - теперь он взял на себя эту ответственность. Лишь на мгновение Берте пришлось испытать неловкость - когда споткнувшись, вцепилась в рукав спутника, чтоб удержаться - но и тогда его ободряющий взгляд вновь придал уверенности, и девушка не отняла руки, пользуясь не только поддержкой, но теперь и опорой.
К тому моменту, когда англичанин и немка достигли палатки, которая, как он дал понять, являлась целью их назначения, девушка рассказала майору всё, что только было можно. Болтун - находка для шпиона. Впрочем, самой ей было интересно рассказывать про своих близких, сиречь про бургомистра и его семью, собеседника же больше интересовала тема города и его состояния - поэтому рассказано было не так много, как могло бы получиться. На последний же вопрос майора Берта отвечать не спешила, хотя и очень хотелось: что-то подсказывало, что коли по близости замелькали эполеты офицеров, то старшему из них, Синглтону, сейчас предстоят более важные дела, чем слушать рассказ о том, как детишки сбежали из дому...

"Вы, наверное, очень утомились," - какой смешной этот офицер!  Все взрослые такие. С мыслью о том, какие взрослые смешные, Берта, улыбнулась и изучающе посмотрела на нового знакомого. Действительно взрослый, старше старшего брата. Впрочем, его неосведомленность скорее стоит сожаления, чем насмешки. Ведь он на службе, всегда, много лет, день и ночь, и поэтому ему неведомо, какое это удовольствие - бегать целый день сколько влезет, где угодно. То, что офицер не появился на свет в эполетах и со шпагой, а тоже был когда-то мальчишкой, носящимся по окрестностям, в голову не пришло.
Прежде, чем войти в гостеприимное жилище, Берта помедлила, сомневаясь. А войдя, испытала неловкость, поняв, что сомневалась не зря: кроме стола, который виднелся еще из-за откинутого полога, в помещение имелась постель. Понятие приватности мужского жилища было как-то так привито воспитанием, что даже у братьев в спальнях сёстры не бывали - кроме комнаты Франца, которая всё ещё пока что называлась "детской", как и наоборот, братья не входили к сёстрам. Оказаться у мужчины в спальне было для Берты настолько моветоном, что она почувствовала, как от смущения краснеет до кончиков ушей. В то же время, позволить англичанину увидеть свой конфуз девушка никак не могла: это, кажется, должно дискредитировать её, представив в его глазах малым дитём, которое боится ослушаться родительских наставлений (так уж устроена юность: считает нарушение запретов признаком взрослости). А выглядеть дитём не хотелось исключительно из-за того, что было бы неловко отвлекать серьёзных людей от серьёзных дел на то, чтоб с этим дитём, то бишь с ней, с Бертой, нянчиться. Потому поспешила продемонстрировать самостоятельность повидавшего жизнь человека, для чего присела на табурет и произнесла:
- Сэр, мне очень неловко. Столько людей - ждут вас. Нехорошо с моей стороны забирать у них ваше внимание надолго. Я очень благодарна вам за то, что вы сделали для нас. Пожалуйста, не стоит больше беспокоиться обо мне, можете оставить меня и вернуться к вашим делам.
Девушке казалось, что "мне очень неловко" и последующее оправдание этой неловкости получились вполне правдоподобными. Однако в силу своей неопытности она упустила из виду, что многословие - признак неуверенности или неискренности...

Отредактировано Берта Шефермайер (2014-06-08 01:41:25)

Пообедать в клубе.
Это звучало так интригующе, в этом названии угадывалась горечь табачного дыма, шорох пожелтевших газет, тихий стук шахмат о доску; и всё это было так по-взрослому, и даже по-мужски, что если бы Берта услышала такое от брата, сестры или подружки, то тотчас кинулась бы с расспросами - что это? а как? а неужели туда можно девочкам?... Но в столь солидной компании следовало и вести себя солидно, поэтому собеседнику, если тот был внимательным, в лучшем случае достался только возбужденно-любопытный взгляд да порывистое движение плеч, которые сразу же были сдержаны стремлением девочки быть дамой. Впрочем, привычка к естественности очень быстро поборола стремление к чопорности, о чем красноречиво свидетельствовал её ответ гостеприимному офицеру.
- Да, сэр, благодарю за заботу, сэр,- девушка поднялась навстречу майору, давая понять, какой из вариантов обеда выбран, и следом за обычными словами вежливости, демонстрируя прямодушие и наивнность, несколько смущаясь добавила: -   Мистер Синглтон, клуб это... я ничего подобного не видела, и мне очень интересно. Это не будет предосудительно - интересоваться незнакомым обществом? - Берта  непроизвольно коснулась прически, словно проверяя её аккуратность, и опуская руку, провела по платью, будто рвзгладив мимолетным жестом невидимые складки; инстинкт женщины не чужд юной непосредственности. - Так необычно... Я не уверена...

Отредактировано Берта Шефермайер (2014-09-13 22:25:53)